Заблудившиеся на чердаке - Страница 29

Целое лето, а, возможно, и целую жизнь Евгений Захарович не замечал его ласковой близости, дружеской и теплой опеки. Лишь сейчас он ощутил то, что, должно быть, ощущают выбирающиеся на лавочки старушки - сморщенные живые кубышки, в которых крохами изо дня в день скапливались болезни, ломота и холод, не чувствующие даже своих сложенных на коленях отяжелевших рук. Он показался себе каторжником, присевшим на землю отдохнуть, пообщаться с глазу на глаз с единственным своим союзником и адвокатом...

- Сейчас у них глина пойдет.

- Что?

Евгений Захарович повернул голову и увидел Толика. Наверное, тот сидел здесь с самого начала, но так уж получилось, что заметил он его только сейчас. Пытаясь вникнуть в Толиковы слова, Евгений Захарович огляделся. Во дворе творилось неладное. Возле домов и поперек детской игровой площадки полным ходом шли земляные работы. На бельевых веревках вместо простыней и наволочек пестрели песочного цвета гимнастерки, одинаковые голубые майки и кожаные ремни. Бледнотелые, похожие на заморенных подростков солдаты - все, как один, в задастых галифе молотили по земле ломами и лопатами, выбрасывая на газоны рыжеватый нечистый щебень. Ломаной линией окопы протянулись уже довольно далеко, и Евгений Захарович ошеломленно вспомнил свой давний сон: сирена и противогазы, выброс с мебельного завода... Он взволнованно помассировал рукой горло.

- Неужели война?

- Да нет. Теплоцентраль меняют. Осень на носу. Еще и ураган что-то там попортил, - Толик рассеянно мял и закручивал собственное ухо.

- Значит, теплоцентраль? - Евгений Захарович недоверчиво уставился на Толиково ухо. - Вот оно, значит, как...

Почему-то подумалось, что ремонт трубопровода может быть военной хитростью - чтобы, значит, не паниковали раньше времени, не распространяли безответственных слухов. А на самом деле - война. С раннего утра и с первых часов рассвета. И где-нибудь в Забайкалье уже тайно мобилизуют студентов и школьников, потому что кадровые части уже истреблены и некому садиться в танки и самолеты для ответного удара. Немудрено, что окопы роют здесь, за центральной линией Урала. Нынешний век - век стремительный. Может, тем он только и хорош, что не придется ждать долго. День, два, и все будет кончено. И ничего не решит одна-единственная винтовка, ничего не решит одно-единственное "ура". Сделав такое неожиданное резюме, Евгений Захарович успокоился. Будь, что будет, а он попробует "не замечать" происходящего. По мере сил. И ничего не надо сообщать Толику. У него и без того забот хватает...

- У вас вчера праздник был? - застенчиво спросил Толик. - Кто-то смеялся, а потом текло по балконам.

- Текло? - Евгений Захарович задумался, озабоченно потер лоб. - Не помню. Хотя праздник действительно был. Души и сердца... А сейчас вот на работу надо. И тоже как на праздник.

- Это хорошо, - завистливо вздохнул Толик. - Я вот пока только устраиваюсь. Сторожем в детский сад.

- А что? Замечательная профессия! Все ж таки дети... - Евгений Захарович с любопытством покосился на Толика. Может, так и надобно жить? Все побоку - и в сторожа? Что он, к примеру, выгадал в своем институте?

- Дома-то как? Помирились?

- Помирились, - Толик понурил голову. Видно было, что ему хочется вздохнуть, но он сдерживается. Евгений Захарович вздохнул за него.

- Понятно... Что ж, пойду я, Толик. На праздник... То есть, тьфу! на работу.

Они обменялись рукопожатием - таким крепким и затейливым, словно расставались навсегда. Впрочем, так оно и было.

Возложив ноги на полированный стол, Евгений Захарович листал подшивку ФИСов и протяжно в голос зевал. Он успел уже отоспаться и чувствовал себя значительно лучше. К проспекту он не притрагивался, дав себе слово даже не глядеть в его сторону. Минусов на сегодняшний день и без того хватало. На этот раз опоздание не обошли вниманием, и телефон то и дело отрывал его от журналов, заставляя морщиться и выслушивать чужое недовольство. Видимо, злополучная новость доползла-таки до полчища соавторов, и каждые десять минут кто-нибудь из них спохватывался и, набрав номер, принимался журить Евгения Захаровича, для начала интересуясь рабочим настроем, затем выражая недоумение по поводу случившегося и в конце концов твердо надеясь, что ЭТО более не повторится. Евгений Захарович говорил "да", "понимаю" и, прикрывая микрофон ладонью, продолжал зевать, глазом кося в ненавистный потолок. Начиная удивительно скучно, они и заканчивали скучно. Уже через какой-нибудь час - тревоги соавторов смертельно ему надоели. Он попробовал положить трубку на стол, но в кабинет тут же заглянул Стас Иванович, один из них, легко узнаваемый по озабоченному изгибу бровей, по увертливому и скользкому взгляду. Торопливо подхватив трубку, Евгений Захарович стал на ходу изобретать пространный разговор с директором института. Выждав в почтительном молчании несколько минут, Стас Иванович деликатно замахал руками и попятился к выходу.

- Я позже, - шепотом объяснил он, и Евгений Захарович нетерпеливо кивнул.

Как только дверь затворилась, он хряснул телефонной трубкой по клавишам и издал вполне звериный рык. Сгребя в охапку несчастные ФИСы, швырнул их в угол. Поднятый шум принес ему некоторое удовлетворение. Встав из-за стола, он попытался волевым усилием выбросить из головы Стаса и звонки, душный объем разговоров и неизбежность прямых коридоров с их пугающим поступательным движением. На мгновение его охватила паника. Что угодно, только не это! Хватит с него коридоров и театральной игры!..

Евгений Захарович нервно заходил по кабинету. В тех же ФИСах он как-то наткнулся на весьма любопытную статейку. Как избавляться от неприятных воспоминаний. Метод был чрезвычайно прост. Воображаемым мелом на воображаемой доске человек должен был написать докучливую мысль и после стереть ее к чертовой матери. Разумеется, воображаемой тряпкой. Единственное невоображаемое заключалось в самой мысли - той самой, что подлежала уничтожению... Евгений Захарович сел за стол. Может быть, все так и живут? Уже давным-давно, не афишируя своего секрета, и только он один, ни о чем не догадываясь, мучается по старинке...